Читать книгу - "Валерия. Роман о любви - Юлия Ершова"

— Родные мои, — сказала новорождённая Снежана, — как я благодарна вам! Необыкновенное, лучшее в мире утро! А я, глупая, идти с вами не хотела.

— Солнышко моё, — пропела няня, обнимая воспитанницу, — ты ожила. Встала, будто после тяжёлого ранения. Теперь надо подкрепиться. Срочно домой. Я наготовила! Напекла!

— Совсем есть не хочется. Давай погуляем! — ответила Снежана, наслаждаясь покоем в душе. В голове у неё, словно деталями конструктора, заново выстроилась собственная судьба. — Спасибо, что молилась за меня. У меня теперь в голове ясно. Просветление.

— И какое же? — лукаво поинтересовалась няня. В глазах её засеребрились лучики тепла.

— На эту работу я больше не выйду! — выпалила Снежана и скривила губы. — Проценты, откаты, кредиты… Пропадаю там. А я в IT хочу. Свободной хочу быть. Что за жизнь у меня? Отцовское добро стеречь? В офисе свободный кабинет заполнять? Нет! — отрезала она и продолжила: — Пусть кто хочет забирает мою долю. Этому идолу я больше не кланяюсь.

Анастасии Сергеевне захотелось аплодировать. Под занавес Снежана вытащила из кармана пластиковое удостоверение и забросила его в самую большую урну, которая попалась ей на глаза. Ксива лишь сверкнула на прощанье уголками фирменной голограммы.

Это был новый пропуск — личное ноу-хау Артёма, предмет его особой гордости. При разработке дизайна пластикового документа директор с утра до ночи руководил Лёвой: сотню раз цветили фон, набивая на нём вензеля, двигали по экрану полоски и кружочки, шлифовали кантики. Особый интерес директор проявил к уровню прозрачности своей фотографии. Работа над дизайном начиналась с того, что Артём взмахивал рукой, как дирижёр, а ответственный за его коммуникацию с компом Лёва опускал (или поднимал) рычажок прозрачности в графическом редакторе. Артём следил, как проявлялось или размывалось на экране лицо его, первого счастливого обладателя пропуска. Наконец новый взмах, что означало паузу с последующим переходом к новой вершине творчества директора. Например, придать объём рамке по периметру, буквы позолотить — всего не перечислишь.

По совету Елены Юрьевны Лёва заболел, слёг в кровать с ноутбуком и с утра до вечера рассылал резюме по всевозможным IT-организациям.

Последний вариант проекта пришлось отдать в работу. Это вызывало улыбку, но и исполнитель тоже ощутил на себе всю полноту ответственности за решение задачи. Новый директор «Икара» проявил эстетический вкус и в полиграфии, да так активно, что выполнение заказа оказалось под угрозой. Положение исправил сисадмин производителя. Находчивый юноша, по виду студент, заглянул в прозрачно зелёные глаза Артёма и молча прилепил к опытному образцу пропуска голограмму с государственной символикой. Тот остолбенел. Не мигая вглядывался он в заветный уголок пропуска и наконец задышал полной грудью. В итоге исполнитель получил дополнительное вознаграждение за «качественно выполненный заказ».

И вот одному из двух сотен пластиковых шедевров пришлось окончить свой путь на дне городской мусорки, в компании пробитых талончиков и цветных фантиков.

Так Снежана сокрушила идола.

— Я свободна, — сказала она, расправляя руки.

— Главное, что ты поняла, чего хочешь, дитя, — ответила няня, стягивая с волос любимицы косынку.

X

Это тяжёлая, как раскормленная курица, ворона приземлилась на кладбищенскую дорожку, выстланную серой брусчаткой. Хитрый взгляд дородной птицы скользнул по мужчине и женщине, непонятно для чего занимающих скамью. Она боком приблизилась к незнакомцам и повела похожим на утюг клювом, взгляд её стал ещё хитрее. Что за чудаки перед ней? По отработанному годами сценарию они должны расстелить полотенце и вывалить на него кучу вкусных вещей: колбасу, сыр, копчёную скумбрию, как минимум свежий хлеб, а то и пластиковый контейнер с голубцами и котлетами. А эти бесполезные люди уже час чирикают и обнимаются — воробьишки, да и только.

Носатая разведчица повернула голову набок и каркнула «во всё воронье горло». Стая её подружек, замаскированная в кронах соседних берёз, в ответ щёлкнула клювами-утюгами: «Кар-р-рпут! У них ни одной сумки!» Полная разочарования разведчица взгромоздилась на верхушку дуба и влилась в общий хор негодования: «Надо же, какие ненужные люди! Ходют, ходют! Порядок не соблюдают! Шли бы лучше в парк чипсы и попкорн под лавочки рассыпать! Здесь приличное место, элитные вороны! Работаем только с домашней кухней и шоколадными конфетами. Вон! Вон!»

— Да тут тьма ворон! — встрепенулась Алла. — Так ужасно каркают, дрожь по спине.

— Что-то их разволновало, — ответил Костя и крепче обнял жену. — Не обращай внимания. Обычные кладбищенские вороны. Перессорились. Нас это не касается. Лучше вот что скажи, родная: ты действительно рада приезду Алькиного родственника?

Алла кивнула.

— Пойми, — усилил голос Константин Иванович, — это не простой визит вежливости. Он наверняка отберёт у нас парня. Правильно ли это? Что мальчика ждёт в чужой стране? Сам-то гость не очень жалует Штаты, по родине тоскует. А наш Алька больше воздуха нужен ему. Жизнь свою пустую хочет смыслом наполнить. «Шерлока Холмса» маловато оказалось после смерти сына. Ведь раньше ему никто не нужен был: ни отец, ни сестра с племянником. Помнишь, Лерка плакала, когда случился у отца первый инфаркт? Она братцу звонила, а тот даже к трубке не подошёл, крутой американский засранец! А жена его, Марина, выжала из себя соболезнование из трёх слов и трубку бросила.

— Костя, не распаляйся. Это в прошлом. Каждый имеет право на покаяние и на новую жизнь. Моё сердце не обманывает: Евгений — хороший человек, Алика полюбил искренне, станет ему настоящим отцом. И не забывай, их связывают кровные узы, они дети и наследники великого Дятловского. Пусть соединятся и живут счастливо. Не будем им мешать. — Алла заглянула в глаза мужа и спросила: — Да, дорогой?

Костя замолчал — надоело, сколько можно решать чужие проблемы! Просто хочется уехать на рыбалку, а не терять на кладбище бесценных полдня жизни.

Полдня жизни, и вот две души — дядя и племянник — уже стали родными.

— Алекс, никто другой не поймёт тебя как я, — голосом, проникающим в самое сердце, сказал дядя и одной рукой обнял племянника. Они вместе опустились на маленькую лавку, обсыпанную песком. Дядя извлёк из внутреннего кармана своего роскошного плаща фотографию единственного сына и протянул её заплаканному Альке. Тот поднёс фото поближе к глазам, и лицо его вытянулось от изумления: на фото на фоне раскидистого дерева, ветви которого облепил пух, поджав ноги, на широкодосчатой скамье сидел светловолосый юноша, которого сам Алька каждый день видел в зеркале, когда брился или поправлял ворот рубахи.

— Живые глаза, не правда ли? — прервал паузу старший Дятловский и кашлянул. — Я потерял его восемь лет назад, единственное дитя. Его зовут Дэвид. Посмотри, вы похожи, словно близнецы. Теперь ты понимаешь мои чувства к тебе. — Профессор закрыл глаза и, помолчав, продолжил: — Поверь, настаёт момент, когда надо перевязать рану и жить, учиться жить по-новому.